241 / 309
238
ДУХОБОРЫ ВЪ КАНЛД-В.
Сколько мнѣ извѣстно, рѣчи Ивана Коныгина
представляютъ близкое выраженіе взглядовъ хозяй-
ственной партіи на новое общинное устройство.
— Конечно, для Веригина хорошо, — говорилъ
Твердохлѣбъ. — У него казна въ рукахъ; не рабо-
таетъ, ходитъ хорошо, ѣстъ тоже. Катается посто-
янно, вотъ поѣхалъ въ Реджайну, пріѣдетъ, поѣдетъ
по селамъ. Его встрѣтятъ честь-честью, молодыя
дѣвы его подъ-руки поведутъ, словно немощнаго, и
обнимутъ, и поцѣлуютъ при всѣхъ. А онъ тому и радъ.
— У духоборовъ, по-моему, одно лицемѣрство, —
говорилъ Твердохлѣбъ, — другъ за дружкой под-
сматриваютъ, во всемъ шпіонство. А если ты не
ихній, то ты вовсе не человѣкъ, хоть умри передъ
ними. А поговори-ка съ ними. Онъ тебѣ распи-
сываешь и размазываетъ, будто живой на небо ле-
титъ, а на дѣлѣ — чисто змѣй.
— Я прежде тоже все божественное разводилъ, —
мрачнымъ голосомъ говорилъ Твердохлѣбъ, — то-
есть—не надо насиловать: гдѣ дадутъ тебѣ въ пра-
вое ухо, ты подставь лѣвое, а теперь, по-моему, все
это — глупство. Я теперь такихъ людей уважаю,
которые начнутъ и знаютъ, куда идутъ; а то под-
ставь лѣвое ухо, а онъ сѣлъ да поѣхалъ. Нѣтъ,
ты лучше самъ дай ему въ ухо.
Я всегда замѣчалъ, что люди съ подобнымъ на-
строеніемъ не могутъ ужиться за границей и рвутся
обратно въ Россію, которая, повидимому, предста-
вляетъ мѣсто, особенно удобное для взаимныхъ
оплеухъ. Твердохлѣбъ представлялъ лишнее под-
твержденіе этого правила.
— Ей Богу, — повторялъ онъ, — продамъ ло-
шадей и фургонъ и уѣду назадъ въ Россію. Скучно
здѣсь жить съ англиками.