7 / 17
7
такие, коих у православных не видел»
25
, и вздумал указывать им на эти пороки. За
воровство был приговорѐн старичками к отдаче в рекруты Иван Базилевский, но он перешѐл
в православие.
С одной стороны, выгоняя из общины или отдавая в рекруты провинившихся,
руководители секты очищали общество от нежелательных для секты элементов, проводили
отбор, с другой – это был метод запугивания. Рядовые духоборцы, воспитанные в полном,
слепом подчинении вождю, запуганные возможностью впасть в немилость и лишиться всего
нажитого, а может даже и самой жизни, представляли легко управляемую толпу.
Молочноводские духоборцы были заинтересованы в притоке к ним
единомышленников из внутренних губерний, тем более что правительство постоянно
прибавляло им земли на вновь прибывающих из мест ссылки. Указы 1802 и 1804 гг. о
переселении духоборцев в Таврию не распространялись на удельных и помещичьих
крестьян, которые потом бежали к своим единоверцам на Молочные Воды. В духоборческих
слободах, например, скрывалось много беглых крестьян помещика Трощинского
26
из села
Верхотишанка Воронежской губернии, которое ещѐ в XVIII в. было оплотом духоборчества.
Население Духобории постоянно пополнялась и за счѐт дезертиров.
С точки зрения духоборческой морали и их обычного права принять беглого или
дезертира не только не считались грехом или преступлением, а наоборот – добродетелью.
Среди дезертиров в основном были духоборцы, хотя иногда принимали и православных.
Скрыть у себя гонимого властью было не только душеполезно, но и выгодно. Дезертиры,
беглые и бродяги были даровой рабочей силой, которую духоборцы охотно использовали.
Когда в 1815 г. был обнародован манифест, разрешавший беглым вернуться из-за границы и
приписаться к низшим сословиям, т.е. легализоваться, о своѐм желании поселиться среди
духоборцев заявили 40 чел. На самом деле многие беглецы уже жили среди духоборцев, а
после выхода манифеста получили из Кишинѐва обманным путѐм документы, как будто
вышли из-за границы. Только в двух случаях удалось доказать, что дезертиры жили не за
границей, а скрывались в Николаеве под чужими фамилиями и даже имели венчанных жѐн.
Двойные фамилии: одна настоящая, а другая, под которой человек жил по фальшивым
документам – были обычным явлением среди духоборцев. Во время следствия 1834-39 гг. в
Духобории открылось много таких людей. Обычно духоборцы, чтобы скрыть дезертиров и
беглых, давали им имена и фамилии умерших, утаивая факты смерти от местной власти, и
вписывали их в последующую ревизию.
В духоборческом социуме, как мы видим, была сформирована своя система
ценностно-нормативных ориентаций в поведении людей, которая существенно отличалась от
принятой в крестьянском православном обществе. Вступая в контакты с
высокопоставленными чиновниками: сенаторами, губернаторами, министрами внутренних
дел, и даже с самим царѐм, побывавшим в духоборческом Терпении в 1818 г., сектанты,
естественно, декларировали высокие духовные ценности, скрывая суть своего учения. Никто
из их покровителей не догадывался о том, что духоборческие псалмы имеют двойной смысл,
что в секте есть вождь, и он - сам Христос, что их девять сѐл – это и есть «Царство Божие»,
внутри которого российские законы не действуют. Всѐ это была великая тайна, которую надо
было любой ценой скрыть от остального мира. Подавляющее большинство убийств и
истязаний, мотивация которых нам известна по материалам следствия, было совершено ради
сохранения духоборческого «Царства Божия», предотвращения разглашения тайны и в
качестве наказания за предательство интересов секты, т.е. так или иначе - в целях защиты
корпоративных интересов общности.
* *
*
В самом духоборческом учении не было ничего, что могло бы как-то
санкционировать убийство или насилие вообще. Наоборот, в псалмах говорилось о том, что
«душа человеческая – образ Божий, лик небесный», а «тело наше – храм Божий».
Посягательство на жизнь человека расценивалось как посягательство на храм и образ Божий.
В качестве псалма духоборцы читали на молениях «Заповеди Божии», в которых говорилось:
«не убий»
27
. С другой стороны, ведь не в каждом человеке есть образ Божий, а только в