ІОРКТОНЪ.
119
Алдоша Поповъ разговаривалъ и спорилъ со
мной усерднѣе всѣхъ. Онъ былъ человѣкъ совсѣмъ
другого типа, съ болѣе тонкой нервной организа-
ціей, чѣмъ у Вани. Лѣтами онъ былъ моложе, ему
не могло быть больше 35-ти лѣтъ* У него были
свѣтло-русыя кудри и большіе свѣтлые глаза, кото-
рые свѣтились страннымъ блѣдно-голубымъ блес-
комъ. Такіе глаза и такой взглядъ я потомъ ча-
сто встрѣчалъ среди этой причудливой общины и
научился узнавать по нимъ ригористовъ, въ родѣ
описанныхъ прежде „голыхъ" и „искателей слобод-
наго пути". Лицомъ Алдоша напомнилъ мнѣ одного
дорогого друга, котораго я оставилъ, лѣтъ пять
тому назадъ, въ арктическихъ широтахъ и который
съ тѣхъ поръ рѣшилъ свою судьбу просто и ясно и
теперь спитъ на уединеннномъ кладбищѣ въ дале-
комъ сѣверномъ захолустьѣ. Мой другъ принадле-
жалъ къ другой великой вѣтви славянской расы, но
Алдоша походилъ на него почти до странности.
Даже интонаціи его голоса были тѣ же самыя,
и по временамъ, слушая его безпокойные выкрики,
мнѣ казалось, что мертвый возсталъ изъ гроба и
пришелъ ко мнѣ, чтобы поговорить о новыхъ и
странныхъ вещахъ, которымъ научился по ту сто-
рону невѣдомаго.
Какъ сказано выше, Алдоша былъ ригористомъ.
Онъ, однако, не учасгвовалъ ни въ одномъ изъ ду-
хоборскихъ „походовъ".
— Зачѣмъ ? — говорилъ онъ. — Эта пропо-
вѣдь — для надсмѣянія. Да и чего проповѣдывать?
Я самъ не знаю.
Но жизнь Алдоша велъ подвижническую и че-
тыре года не употреблялъ молока и яицъ, а питался
хлѣбомъ и картошкой. У него была молодая жена и